|
|
Дом-музей М. А. Волошина |
Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочёл до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся, Как журавлиный клин в чужие рубежи - На головах царей божественная пена, - И море, и Гомер - всё движется любовью. |
Волошин и Мандельштам познакомились через год. В черновике рукописи статьи "Голоса поэтов" Максимилиан Александрович Волошин высказал мнение, что Мандельштам, "быть может, наиболее музыкальный и богатый мелодическими оттенками из современных поэтов... Настоящее его цветение ещё впереди".
В 1920 году, когда в Феодосии стояли части Добровольческой армии, Мандельштам был арестован и посажен в тюрьму. Несмотря на произошедшую накануне между ними размолвку, Волошин немедленно откликнулся на его арест, написав письмо начальнику контрразведки: "Милостивый Государь! До слуха моего дошло, что на днях арестован подведомственными Вам чинами - поэт Иосиф Мандельштам.
Так как Вы, по должности Вами занимаемой, не обязаны знать русской поэзии и вовсе не слыхали имени поэта Мандельштама и его заслуг в области русской лирики, то считаю своим долгом предупредить Вас, что он занимает в русской поэзии очень крупное и славное место. Кроме того, он человек крайне панический и, в случае, если под влиянием перепуга, способен на всякие безумства. И, в конце концов, если что-нибудь с ним случится, - Вы перед русской читающей публикой будете ответственны за его судьбу... Мне говорили, что Мандельштам обвиняется в службе у большевиков. В этом отношении я могу Вас успокоить вполне: Мандельштам ни к какой службе вообще не способен, а также и к политическим убеждениям: этим он никогда в жизни не страдал". Письмо возымело действие - Мандельштама освободили.
--
Уже после смерти Волошина Мандельштам с женой Надеждой Яковлевной снова отдыхал в Коктебеле, в доме отдыха писателей. "В Коктебеле, - вспоминала Н. Мандельштам, - все собирали приморские камешки. Больше всего ценились сердолики. За обедом показывали друг другу находки, и я собирала то, что все. Мандельштам был молчаливый, ходил по берегу со мной и упорно подбирал какие-то особые камни, совсем не драгоценный сердолик и прочие сокровища коктебельского берега. "Брось, - говорила я, - зачем тебе такой?". Он не обращал на меня внимания... Вскоре мы раздобыли бумаги - хозяйка дома отдыха и заведующий магазином "закрытого типа" дали нам кучу серых бланков.
Бумаги у нас никогда не было и не будет, Мандельштам начал диктовать "Разговор о Данте". Когда дошло до слов о том, как он советовался с коктебельскими камушками, чтобы понять структуру "Комедии", Мандельштам упрекнул меня: "А ты выбрось... Теперь поняла, зачем они мне...". Летом 1935 года я привезла в Воронеж горсточку коктебельских камушков моего набора, а среди них несколько дикарей, поднятых Мандельштамом. Они сразу воскресили в памяти Крым, и в непрерывающейся тоске по морю впервые вырвалась крымская тема с явно коктебельскими чертами... Мандельштам остро чувствовал ландшафт и даже любил его, но, потрогав пальцами крымские камни, написал стихи, в которых впервые простился с любимым побережьем".
Исполню дымчатый обряд: В опале предо мной лежат Чужого лета земляники - Двуискренние сердолики И муравьиный брат - агат, Но мне милей простоя солдат Морской пучины - серый, дикий, Которому никто не рад. |
Поиск по сайту |
|