Действительно, как глупо, что люди проходят мимо своего счастья — буквально, зачастую легкомысленно предпочитая ему какую-нибудь мишуру временного, преходящего. Почему так происходит? Главной причиной Грин считает омертвение нравственного чувства. Достаточно припомнить зловещую гротескную фигуру Корриды из «Серого автомобиля». В «Иве» все и чудеснее и реальнее одновременно. Здесь впервые у Грина появляется лукавый волшебник Бам-Гран, символизирующий дух нравственного поиска и творческого начала.
Среди встревоженной предстоящим солнечным затмением толпы обывателей Ахуан-Скапа (вновь Каперна, обеспокоенная из ряда вон выходящим) он раздает закопченные стеклышки, сквозь которые можно безбоязненно смотреть на солнце и все видеть в неожиданном свете. Характерный штрих: чтобы получить стеклышко, надо «тотчас и единым духом» все свои деньги вышвырнуть на землю или отдать первому встречному. Вот, оказывается, через что — собственничество! — надо переступить в самом начале, чтобы отделаться от Каперны.
«Нашел дурака,— сказал мясник, сунув под передник руки и оглядываясь на других, с негодованием внимавших оратору. — Пойду я, разобью банку из-под варенья и накопчу, сколько хочу» (5, 232). Голос «здравого смысла».
" Молодой человек Франгейт «не пользовался уважением населения, так как не удовлетворял основному требованию — «иметь здравый рассудок» (5, 227). Человек глубоко чувствующий, обладающий болезненно тонкой восприимчивостью, он к тому же воплощение «обдуманной, упрямой силы». Подобно Ассоль он с отроческих лет ждет исполнения желаний: Карион, подруга детства, уезжая в город, чтобы стать артисткой, воткнула в землю удочку и сказала: «Я вернусь, если этот прут зацветет. Иначе ты можешь меня презирать до конца дней» (5, 240). О зацветающей корзине говорила Ассоль в «Алых парусах».
Итак, «предопределенность» счастья, зацветающий прут, упорная вера Франгейта в исполнение мечты и осуществление счастья — чем не «Алые паруса»! И действие начинается 22 февраля 1923 года (22-е — «накануне счастья»). Но Карион не Ассоль. Сладкий яд города, дешевого поклонения развратил и умертвил ее душу. Вся жизнь свелась к погоне за успехом и славой. Вздувшиеся веревкой вены на ногах (она танцовщица), кокаин, глубокая бледность, покровитель с умным порочным лицом, заученные неподвижные улыбки гримированных лиц, открытая пасть авансцены, газовые рожки, делающие день среди ночи, змеиные глаза горничной, оттенок лихорадочной жизни в глазах Карион — жизнь среди картонных роз и холщовой реки. «Я видел нарисованную луну, когда сюда шел,— она валялась в углу. Тебе надо быть здоровой, как раньше, и бросить этот убийственный мир» (5, 245).
Покоренная силой чувств Франгейта, Карион готова принести жертву, глядя на него, однако, с открытой и глубокой ненавистью. «И вся она напоминала теперь отточенный нож, взятый неосторожной рукой» (5, 246). Франгейту не нужна жертва. Крушение всего, чем жил. Покончить с собой? «Но у него хватило силы подождать ровно три года, пока снова не зацвело сердце, как та ива...» 1919 год, который делит творческую жизнь Грина ровно на две половины, ознаменовал начало восходящего Грина — в отличие от Грина блуждающего и добивавшегося лишь отдельных творческих удач.
--
В первые годы после революции Грин духовно выздоравливает. Все реже рецидивы старой болезни неверия. О будущем он думает вовсе не так мрачно, как в упоминавшихся ответах на анкету «Синего журнала». В повести «Фанданго» (напечатана в альманахе «Война золотом» 1927 года, хотя написана, по-видимому, значительно раньше, предположительно в 1924 году, сразу после «Крысолова»: место первой публикации пока не установлено) есть беглое упоминание о Петрограде 2021 года, «когда наш потомок, одетый в каучук и искусственный шелк, выйдет из кабины воздушного электромотора на площадку алюминиевой воздушной улицы» (5, 350). Судя по той анкете, Грин не отрицал технического прогресса, но человека считал неизменным. В произведениях же начала 20-х годов Грин все чаще обращается к изображению тех перемен, которые преображают людей, обновляя их душу.
Путь через ночь к свету видели мы в «Крысолове». Вот почему, кажется нам, что «Фанданго» тесно примыкает к «Крысолову» — здесь ведь тоже говорится о пути через ночь. Действие начинается вчера, а заканчивается 23 мая 1923 года (23 — счастливая дата). Хотя вместе с тем оказывается, что Александр Каур (лицо несомненно автобиографическое) вышел из дому в январе 1921 года — два с половиной года вместилось в этот промежуток «вчера — сегодня». .Так спрессовав время, Грин, очевидно, хотел сказать какую-то значительную для него самого правду о времени, искусстве, человеке и счастье.
«Крысолов» и «Ива» вошли в повесть «Фанданго»: зимний Петроград 1921 года и Зурбаган, статистик Ершов и волшебник Бам-Гран, реальное и фантастическое, повседневное и чудесное, проза и поэзия. Видимо, писатель накопил достаточно жизненного материала, видимо, изменился его взгляд на мир, если он вновь обратился к решению проблемы отношений между мечтой и действительностью, превращения жизненной прозы в поэзию жизни; в дореволюционном творчестве немногого сумел он добиться в этом направлении.
Начало: зима, когда от холода тускнеет лицо. И мечта о лете. «Однако далеко до весны, и тропический узор замороженного окна бессмысленно расстилает прозрачный пальмовый лист» (5, 345). С первых же строк «Фанданго» зазвучал извечный романтический мотив противопоставления мечты и действительности. Тонко, как в увертюре большого музыкального произведения, ощущается поэтическая реминисценция из известного гейне-лермонтовского стихотворения:
На севере диком стоит одиноко На голой вершине Сосна И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она. И снится ей все, что в пустыне далекой, В том крае, где солнца восход, Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет.
