В песне золотых труб под алыми парусами уходит «Секрет» от навсегда ужаснувшейся Каперны. «И пусть счастлива будет та, которую «лучшим грузом» я назову, лучшим призом «Секрета»!» — провозглашает матрос Летика — ему дано последнее слово. Апофеоз. Здесь бы и поставить точку. Но следует постпозиция. Рассвет. Еще спит экипаж, поборотый вином Грэя, только рулевой да вахтенный держатся на ногах. А на корме задумчивый и хмельной Циммер «тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье...» (3, 65). Такое или во всяком случае чем-то похожее уже было в русской литературе.
«Пусть их живут, как венки вьют!» «Люди, на угрюмых лицах которых, кажется, век не проскальзывала улыбка, притопывали ногами и вздрагивали плечами. Все неслось. Все танцевало». Но вот уносится куда-то веселье. «Гром, хохот, песни слышались тише и тише. Смычок умирал, слабея и теряя неясные звуки в пустоте воздуха. Еще слышалось где-то топанье, что-то похожее на ропот отдаленного моря, и скоро все стало пусто и глухо». Кончилось представление. И следует грустная, тягостная концовка, резко нарушающая веселый, озорной рассказ.
«Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню, и дико внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного, старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему». В мечте счастливы герои «Сорочинской ярмарки», но стоит повернуться к действительности... О невозможности, призрачности счастья говорит Гоголь в заключении своей искрометной повести.
В последней фразе «Алых парусов», повествовавших о реально возможном счастье, вдруг рядом встали слова «волшебным, неземным» и «счастье», а после шло лишь раздумчивое многоточие. Не о призрачности ли, уязвимости счастья под алыми парусами говорило оно? Счастье вдвоем, вдали от людей — вновь мотив бегства, ухода, неоднократно уже развенчанный автором? Именно так, например, понял «Алые паруса» Андрей Платонов. «Уйдя на корабле в открытое море своего взаимного, двойного одиночества, Грэй и Ассоль, в сущности, не открывают нам секрета человеческого счастья,— автор оставляет его за горизонтом океана, куда отбыли влюбленные, и на этом повесть заканчивается» (Человеков Ф. Рассказы А. Грина. — «Литературное обозрение», 1938, № 4, с. 48).
А исключительность Грэя? А искусственность ситуаций, встреч, совпадений? А, наконец, Каперна — что с ней? Поиски путей к человеческому счастью только начинались. 4 декабря 1920 года Грин читал «Алые паруса» Михаилу Слонимскому. 8 декабря — членам Дома искусств Но печатать не спешит. Только в 1922 году в газете «Вечерний телеграф» (8 мая) — глава «Грэй». И лишь в 1923 году — первое и отдельное издание. Почему Грин так долго не дает в печать «Алые паруса»? Ответ может быть только один: сомневается, примет ли, поймет ли новый читатель столь много значащее для него произведение. Сам он считает его вещью современной.
«Мне рассказывали: Грину представили молодого человека. — Ваш поклонник, давно мечтает познакомиться с вами.— Грин забыл все и всех. Он уединился с поклонником своим и долго, внимательно и отечески беседовал с ним. Поклонник ушел, Грин помрачнел:
— Дело в том, что я еще в разбеге,— будто бы сказал Грин.— И пока что пишу то, что бежит на меня, задевает, увлекает. А этому молодому человеку хочется, чтобы я отобразил текущую действительность. Резко затормозить — опасная штука, можно голову сломать. Я еще лечу, плыву, я еще не сказал всего своего. А разве «Алые паруса» не современная вещь? Невнимательные вы, ей-ей!» (Борисов Леонид. Александр Грин. — «Литературный современник», 1939, № 7-8).
--
Кстати, по выходе «Алых парусов» журнал «Печать и революция» в рецензии Сергея Боброва дал высокую оценку феерии, увидев в ней явление большого искусства и, что очень важно, современное по духу произве-дение.
«Грин долго не печатался. Его не было видно за время гражданской войны. Вот перед нами его новая повесть. Видно, как автора перемолола революция,— как писатель уходит в душевное подполье (по смыслу надо бы — «как выходит из душевного подполья».— В. X.), как исчезает красивость, мелкая рябь изящества, как она подменяется глубоким тоном к миру, как описание уходит от эффектов и трюков,— к единственному трюку, забытому нашими трюкодеями, трючных дел мастерами,— к искусству». Рецензия заканчивается словами: «Это живое, в этом есть истинное,— хочется верить, что Грин на этом не остановится» («Печать и революция», 1923, кн. 3, с. 261 — 262).
Сомнения Грина выразились в рассказе «Белый огонь». Этот рассказ открывал одноименную книжечку, выпущенную в 1922 году, куда входили еще два рассказа — «Канат» и «Корабли в Лиссе». Первая книга советского Грина. Книга противоречивая, недоумевающая и вопрошающая — разведка современности. Грин беспощаден к себе. Впервые он больше спрашивает, чем доказывает. Ему необходима духовная поддержка. Все это, конечно, в подтексте. А вообще-то — обычные гриновские проблемы, раскрывая которые он мучительно хочет понять современность.
«Белый огонь». Обращение к теме искусства для Грина — всегда попытка самоопределения, всегда поиски точки опоры. В кризисные моменты, которыми изобиловал дореволюционный период, такие рассказы нередки. С «Белым огнем» Грин входит в советскую литературу. Старый, вечный вопрос: «Что такое искусство?» — должен быть решен с громадной ответственностью, от этого зависит, быть или не быть советским писателем.
Как обычно, Грин пользуется послушной схемой сюжета для того, чтобы, поместив героя в нужную обстановку, начать психологическое исследование различных точек зрения, которые выражаются очень четко, резко, контрастно. Служащий «Зала художественных аукционов» Джозеф Лейтер, история его болезни и выздоровления, точная дата — 1868 год — все это совершенно не существенно, ибо перед нами не новелла характеров и не сюжетная новелла, а новелла идеологическая: столкновение, сопоставление различных точек зрения. Это в духе советской литературы начала 20-х годов.
