---

Последняя повесть
Переезд в Старый Крым - Под орехом, как в беседке

назад

...Я кончил писать автобиографические очерки... Теперь взялся за «Недотрогу». Действительно — это была недотрога, так как сопротивление материала не позволяло подступиться к ней больше года. Наконец, характеры отстоялись; странные положения приняли естественный вид, отношения между действующими лицами наладились, как должно быть. За пустяком стояло дело: не мог взять верный тон. Однако наткнулся случайно и на него и написал больше 1,5 листов».  Небольшой отрывок из письма Грина к И. А. Новикову, написанного в феврале 1931 года, прекрасно иллюстрирует ту внутреннюю, душевную близость, которая существовала между ними. Об этом говорит доверительная интонация гриновского письма, те подробности, которые сообщает писатель о своей жизни.

Рассказывая в одном из писем к Новикову о своем пешеходном путешествии в Коктебель, в гости к М. А. Волошину, Грин необычайно ярко передает впечатления от перехода по горной дороге:

«Я шел через Амеретскую долину, диким и живописным путем, но есть что-то недоброе, злое в здешних горах, — отравленная пустынная красота. Я вышел на многоверстное сухое болото; под растрескавшейся почвой кричали лягушки; тропа шла вдоль глубокого каньона с отвесными стенами. Духи гор показывались то в виде камня странной формы, то деревом, то рисунком тропы...».

Путь, по которому шел Грин из Старого Крыма в Коктебель, называют теперь «гриновской дорогой». Множество людей стремится пройти по ней, чтобы увидеть то, что видел Грин, испытать чувства, овладевшие когда-то писателем.

Однажды в мае 1931 года старокрымское уединение Грина нарушил немолодой уже человек с добрым открытым лицом. Это был слесарь одного из брянских заводов Иван Ермолаевич Белозеров. Он пришел к Грину, чтобы увидеть своего любимого писателя, чьи книги, как он говорил, помогли ему понять самого себя. Он провел в доме Грина несколько дней, рассказывал о себе, о книгах Александра Степановича, которые очень хорошо знал.

Общение с ним доставило Грину настоящую большую радость. Когда Белозеров ушел, писатель сказал: «Если бы у меня был только один такой читатель, то для него одного стоило бы написать все книги». Встреча с Белозеровым — не единственный случай живого непосредственного контакта Грина с читателем. У Грина бывали и другие его читатели, чаще всех — юноши и девушки. Писатель встречал гостей неизменно тепло, стремясь оставить добрый след в душе. И это было как раз в то время, когда рапповские критики пытались доказать, что гриновский романтизм чужд пролетарскому читателю, не понимая того, что их критерии давно стали уже тормозом в развитии литературы. Наконец 23 апреля 1932 года РАПП был распущен.

--

Но в августе 1931 года, когда А. С. Грин поехал в Москву в надежде добиться издания своих произведений, рапповские установки еще действовали. Писателю не удалось отдать в печать ни одной своей вещи. Он вернулся из своей последней поездки в Москву расстроенный, подавленный: вплотную надвигалась нужда. Состояние здоровья Грина резко ухудшилось.

Практически все последующее время (а жить писателю остается менее года) болезнь уже не оставляет его. Но в те короткие промежутки, когда недуг отступал, А. С. Грин вновь брался за перо, возвращаясь к работе над «Недотрогой».

«Дорогой Иван Алексеевич! ...Чувствую себя немного лучше: часа два могу сидеть за столом. ...Мне запрещено писать, но привычка вторая натура, и две-три страницы... я пишу каждый день. Застряла моя «Недотрога», написал только первую часть (5 листов), да и то требует хорошего частого гребня». Из письма Грина видно, насколько предан он был своему делу!

Никакие перипетии судьбы — вплоть до смертельной болезни — не смогли отвести Грина от его главного назначения на Земле — писательства. Мысли о будущем романе жили в нем постоянно. В декабре 1931 года писатель сказал жене: «Теперь «Недотрога» легла во мне ясно. Все туманности исчезли. Как только наберу сил — начну писать». А когда они переехали в домик по улице Карла Либкнехта, 52, Грин, увидев старое раскидистое дерево во дворе, обрадовался: «Вот здесь-то я и напишу свою «Недотрогу», под этим орехом, как в беседке».

В экспозиции «Каюты капитана» можно видеть фотографии: маленькая деревянная скамья в густых зарослях сада, низенький, крытый черепицей домик... Грин провел там последний месяц своей жизни. Этот дом, где был создан мемориальный музей, влечет к себе истинных почитателей творчества Грина. Ведь без этого маленького домика нельзя по-настоящему понять трудной, драматичной и в то же время счастливой судьбы писателя, который продолжает жить в памяти потомков. Люди приходят, приезжают туда из разных мест, чтобы поклониться земле, приютившей писателя в его последние годы, чтобы, прикоснувшись к его бытию, по-иному взглянуть на его творчество.

далее

на верх страницы - назад ко входу в музей