| ||||||
| Литературная критика - Репрезентация творчества Александра Грина в СССР 8.3. Радикальное изменение финала: Конец эпохи «оттепели» (начало::окончание)
Маски преследуют главного героя, смеются над его потаенными мыслями, угрожают ему. В сценах карнавала особенно ярко проявляется мотив тотальной игры – с гриновскими мотивами, с политическими и социальными стереотипами, с приметами времени. Гриновский праздник в Гель-Гью в кинематографической интерпретации превращается в кромешный шабаш, игралище враждебных человеку сил. Атмосфера безнадежности и абсурдности происходящего подчеркивается почти брейгелевским символом: один ряженый с черной повязкой на глазах ведет других таких же ряженых к морю, на деле уводя их все дальше и дальше в противоположную сторону. Эти люди карнавала хотят бегать по волнам, как Фрези Грант, в честь которой устроен праздник. По ходу действия эта нелепая и жуткая компания появляется несколько раз – в последний раз зритель видит их вереницу в наступившем рассвете. Между ряжеными и героями фильма (Гарвеем и Биче) происходит следующий весьма примечательный диалог: - Вы не скажете, где море? Люди-призраки приморского карнавала не могут найти моря, как не могут найти Несбывшегося, зов которого слышат многие, но следовать могут не все. А если и следуют, неизвестно, куда заведет их эта опасная дорога. Несбывшееся можно выпить, как море водки. В Несбывшееся можно прыгнуть с обрыва, потому что смерть – это тоже путь в Несбывшееся, как доказал в фильме Бегущая по волнам капитан Гез. -return_links(); ?>- Центром действия второй части фильма и кульминацией всего фильма становятся сцены у статуи Фрези Грант, Бегущей по волнам. Как известно из романа Грина, изваяние стало символом романтического порыва и веры в чудо. Однако в силу определенных причин (в романе имеющих и более практическое обоснование), статуя оказалась предметом ненависти влиятельных лиц Гель-Гью. Будучи не в состоянии уничтожить ее законным образом, она задумали сделать это в разгар праздника, посвященного Фрези Грант. Однако у статуи оказались и свои защитники, которые во время карнавала неотлучно находятся возле мраморной Фрези, установив круглосуточный караул. В фильме этот конфликт тоже налицо: и статуя, поразившая Гарвея, и ее защитники, и угроза. Примечательно, что эта угроза, в отличие от гриновского романа, носит совершенно иррациональный характер. Один из подвыпивших прохожих на вопрос Гарвея: «Кому она мешает?», нерешительно отвечает: «Мешает, потому что… бежит. По волнам». Так мы подходим к самому значительному эпизоду фильма, прямо противоречащему литературному первоисточнику. Бегущую по волнам разбивают на куски среди бела дня – ее не спасает Гарвей во мраке ночи, и таинственная рука не отводит от него смертельный удар чугунной машины. Создатели фильма идут на полное изменение гриновской сюжетно-символической конструкции. Чуда не совершается, и сама Бегущая не приходит на помощь герою. В фильме все гораздо проще и потому страшнее [471]. На глазах зрителя происходит, казалось бы, невозможное – сказку лишают счастливого конца. Жуткая процессия в маскарадных костюмах и шутовских масках приближается к статуе [472]. Охрана присоединяется к толпе, после того как пришедшие доходчиво объяснили, что статуя эта - «неправильная». Что она символизирует и к чему призывает? Она бежит в море, то есть в никуда – а нужно, чтобы она бежала «к нам». Это безыдейная статуя – ее надо убрать и поставить на ее месте другую: золотую и идеологически верную. Так действо перед разрушением статуи принимает неожиданные очертания традиционного партийного митинга, оснащенного красноречивыми выступлениями и лозунгами. Гарвей-Хашимов не в силах противостоять злу. Его попытка защитить Фрези Грант не просто бесплодна, но и осмеяна: его насильно увлекают в хоровод хохочущих масок и уводят от статуи. Когда отчаявшийся Гарвей бежит без оглядки с площади, его внезапно останавливает карикатурная фигура старика, который начинает с вежливой и прочувственной благодарности за защиту Фрези, а потом заявляет, что он ее отец и разражается безумным хохотом. Разрушение статуи носит почти ритуальный характер. В замедленной съемке, под торжественные звуки оркестра, мраморную Фрези Грант разбивают. Из бравурной мелодии возникает песня Галича: Все наладится, образуется, Песня кажется продолжением помпезного митинга, который был проведен перед разрушением статуи. «Все наладится, образуется» - мягко и вместе с тем внушительно обещает вкрадчивый голос, хотя зритель именно в этот момент наиболее остро ощущает фальшь заверений и чудовищность происходящего. Слово «благоденствие» повторяется несколько раз с выражением полного блаженства («ах, бладенствие!…»), а финальная строка «мирно будем стариться» звучит как уговор забыть о любом движении, о беге по волнам – остановиться, не двигаться, чтобы можно было «мирно стариться», наслаждаясь всеобщим «благоденствием». Вся сцена, довершенная песней, символизирует полную остановку, прекращение движения, переход к мертвой статике. Время надежд и перемен шестидесятых уходит, его сменяет новый этап в жизни страны. Бегущая по волнам больше не нужна – нужны статуи, надежно стоящие на месте. Период движения «оттепели» сменяется статичным периодом брежневского «застоя». на верх страницы - к содержанию - на главную | |||||
| ||||||
Во второй части кинофильма место действия переносится, в соответствии с оригинальным сюжетом, в город Гель-Гью. С этого момента атмосфера фильма и происходящие события приобретают сюрреалистический оттенок. То, что казалось смешным в «Лиссе для туристов» становится страшным в карнавальном Гель-Гью.